Послевоенная Москва продолжала стремительно меняться. Социалистический реализм, (для тех, кто забыл, что это такое, напомню – подлинно прогрессивное направление в искусстве, изображающее жизнь с позиции трудящихся) не мог, конечно, остаться в стороне от этих грандиозных преобразований. Именно так и появилась замечательная песня на стихи Е. Долматовского, в которой пелось о красе Москвы – Ленинских горах.
Согласно замыслам величайшего архитектора и вождя всех народов товарища Сталина горизонты Москвы должны были украсить 8 монументальных зданий-коллосов, ныне хорошо известных москвичам и гостям столицы. Правда достроенными оказались лишь семь из них, после смерти Сталина строительство восьмого было свернуто и теперь на его основании стоит «небольшая» гостиница, которая называется Россия. Одно из семи построенных зданий находится на Ленинских (ныне Воробьевых) горах, его знают все, там помещается Главное Здание МГУ. Впервые песня «Ленинские горы» прозвучали в 1949 году в исполнении Ивана Шмелева. Именно в том году было развернуто полномасштабное строительство университета. Этот факт отражался в третьем куплете:
Сейчас пустынны Ленинские горы,
Но флаги стройки вьются на ветру —
Здесь корпуса взойдут до неба скоро,
Сюда придут студенты по утру.
И корпуса взошли до неба. И студенты пришли сюда 1 сентября 1953 года. Песня завоевала настолько большую популярность, что в канун 1953 года ее пришлось переделать, что бы она не устарела.
Вы стали выше, Ленинские горы,
Здесь корпуса стоят, как на смотру,
Украшен ими наш великий город,
Сюда придут студенты по утру.
В книге «Песни на стихи Евгения Долматовского» автор слов вспоминает: «Московский комитет партии собрал поэтов и композиторов. Разворачивается стройка Большой Москвы. Архитекторы и строители показывают нам планы, чертежи, проекты, макеты. Еще нет ни Хорошево-Мневников, ни Кузьминок, ни Фрунзенской набережной, ни Юго-Запада. На месте бывшей городской свалки в Черемушках построены первые новые кварталы, но дома в своем облике сохранили что-то от бараков.
Лишь несколько лет отделяют нас от войны и Победы. Но Москва — вся в дощатых заборах. Роются котлованы. И особенно много разговоров о высотных домах.
Нас с композитором Юрием Милютиным просят написать песню о будущей Москве. На счастье, по заданию МК партии, мне приходится обследовать состояние культурно-воспитательной работы в общежитии строителей на Ленинских горах. Здесь и возник замысел песни.
В тексте были строки; «Сейчас пустынны Ленинские горы, но флаги стройки вьются на ветру». Они тогда вполне соответствовали пейзажу. Песня широко распространилась. Прошло несколько лет.
Привожу одно из типичных писем начала 50-х годов по поводу песни:
«Рабочие 1-го треста Мосподземстроя просят вас изменить некоторые строки в вашей песне «Ленинские горы» или изменить всю песню, потому что сейчас уже закончена стройка, и флаги не вьются на стройках на ветру. Студенты уже учатся с 1 сентября 1953 года. И даже стыдно, когда поешь — «Сейчас пустынны Ленинские горы», а перед тобой стоит грандиозное здание—Московский университет…». Письмо коллективное, под ним подписи прораба и рабочих.
Одна 70-летняя женщина из Саратова обратилась не больше не меньше как в Совет Министров с заявлением: почему по радио сперва говорят, что университет построен, а потом поют «пустынны Ленинские горы»?
Я сочинил новый вариант заключительной строфы. Между тем, первоначальный текст пели уже широко и на многих языках. Мне пришлось разослать поправку по сотням адресов. Исправленный текст песни «Ленинские горы» все же привился, и первоначальные строки накрепко забылись».
Новый вариант песни прозвучал в исполнении Владимира Нечаева, в характерной для него доверительной манере с элементом народности. На мой взгляд сила исполнительского мастерства Нечаева спасла песню — первый вариант, как всё изначальное, был все же несколько лучше.
Еще одно исполнение этой песни, (последнее, по моим данным) было взято с «долгоиграющей» (были тогда такие) пластинки на 33 оборота. Именно оно вошло в сборник песен, выпущенный к 850-летию Москвы. У Георгия Виноградова – тут своя манера исполнения. Он не повторяет своих предшественников: его вариант менее торжественен, чем у Ивана Шмелева и менее «народен», чем у Владимира Нечаева. Одним словом – лирический тенор на камерной сцене…
